XIX век. Волны эпидемий, холерные бунты. Окно в иную, параллельную, реальность, которое хочется поскорей захлопнуть, задрапировать, забыть от греха подальше. В самом деле, разве говорится теперь о веке, например, двадцатом как времени сердечно-сосудистых или эпохе торжества БЦЖ и антибиотиков? А холера, лишь часть клинической картины, заметна и сегодня как тогдашняя supernova в наших палестинах, кричащая мода 1830-х из далеких неведомых краёв. К остальному привыкли, с остальным сжились, научились жить.
Третья реальность — параллельная череде картин, созданных классиками нашей литературы, и, с другой стороны, — реввоеннарративу, "Декабристы разбудили Герцена…" В судьбе последнего христианнейшего монарха три истории сходятся, завязались в узел: Николаю Александровичу довелось и при смерти от тифа побывать. Тогда, в 1902 году, если мне не изменяет память, за малым не родилось первое отречение — в пользу дочери за отсутствием Наследника, но Царь стал выживать и пересилил, не подписал, не успел. Выживает сильнейший, сильнейший — выживает, открывая пути — выживания — для всех: I will survive = you will survive, too, и если по совести, так Император, и Александра Фёдоровна, и многие "сатрапы,душители свободы" Героя Соцтруда заслужили: финансово-экономическое состояние Империи было блестящим — прочный фундамент для социальных экспериментов "В половине июня эпидемическая болезнь холера, подвигаясь постепенно от юго-востока, явилась в северную столицу нашу, невзирая на все предпринятые осторожности. И пред сим уже во многих губерниях жители, и в особенности простой народ, обнаруживали неудовольствие против карантинных мер. Меры сии по великому распространению болезни, конечно, были крайне стеснительны для внутренней промышленности и составляли источник величайших злоупотреблений, а как в то же время оные нисколько не преграждали ходу болезни, то вскоре общим мнением карантины признаны были вовсе бесполезными и даже вредными, ибо скопление в них множества народа, тесное и неудобное помещение и разного рода недостатки умножали лишь только болезни. По таковым причинам мера, принятая правительством, не оцеплять С.-Петербурга и свободно выпускать из него всех желающих выехать, была принята со всеобщею благодарностью, но явилось новое зло: полиция, от излишнего ли усердия или лучше сказать от невежества исполнителей, начала хватать и отсылать в холерные больницы не только больных холерою, но и всякого рода больных и даже встречаемых на улицах пьяных и слабых людей. В больницах же большая часть привозимых вскоре умирали по неопытности медиков в лечении сей новой болезни, умирали даже и не имевшие холеры от приема сильнейших лекарств, ибо их лечили наравне с холерными. Сие возбудило в народе пагубную мысль, что доктора, подкупленные поляками, отравляют народ, что никакой болезни не существует, но существует один лишь заговор на погубление россиян. 22 июня чернь собралась на Сенной площади и произвела значительные беспорядки; в последующие за тем дни и в других частях города происходили буйства. Появление Государя среди народных толпищ и принятые потом строгие меры прекратили неустройства, которые могли иметь пагубные последствия. Однако же народ долго еще своевольничал, хватал на улицах всех подозрительных ему людей и мнил, что оказывает услугу своему Отечеству и Государю, предавая врагов России или изменников в руки правительства; постепенное уменьшение силы болезни и ежедневное умножение числа выздоравливающих наконец положили предел сему вредному брожению умов, но из С.-Петербурга оно распространилось и в другие места. Последовавшее в сие время повеление о повсеместном снятии карантинов было везде принято с радостью".
Из отчетов Третьего отделения. 1831 год.
На иллюстрации: Николай I во время холерного бунта, горельеф памятника царю в Петербурге.
